Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва договорив и ещё не сморгнув влагу на глазах, она ощутила, как её обняли.
Обнимающий её человек был худым и хрупким, и объятия его были не такими уж широкими и крепкими, однако же она привыкла к ним с детства. С малых лет, когда она была обижена или страдала, брат, младший от неё на три года, приходил составить ей компанию, делился с ней забавными историями, что прочёл в книге, рассказывал о собственных неловких поступках и продолжал говорить, пока она уже не могла удержаться от смеха. Он делал так с тех пор, как был крохой, что мог лишь сжимать в объятиях её предплечье, и до тех, как вырос на голову выше неё — так, что мог обхватить её всю целиком.
Но прежде объятия Цзян Шинина согревали, теперь же в них не оказалось ни капли тепла, только холод, поражающий до глубины души.
Цзян Шинин бессознательно обнимал сестру какое-то время, и лишь ощутив, как она вздрогнула, он осознал, что сам давно потерял температуру тела живого человека; его ледяные объятия только и могли, что заморозить. Поэтому он смущённо разомкнул руки и отступил на шаг, чтобы старшая сестра не замёрзла от холода инь.
— Почему ты такой холодный? — всхлипывая, Цзян Шицзин с силой потянула его за руки, не позволяя отдалиться. Она потёрла все пальцы Цзян Шинина, дохнула на них, укрыла в ладонях на целую вечность, но обнаружила, что не смогла согреть даже сколько-нибудь, и слёзы тут же полились ещё отчаяннее.
Запрокинув голову, Цзян Шинин сморгнул, помедлил немного и вновь опустил взгляд на неё:
— Сестра, не укрывай, мне не холодно.
Слезам Цзян Шицзин, казалось, не было конца. Большие капли одна за другой упали Цзян Шинину на руку, и она, продолжая удерживать его, чтобы согреть, принялась убирать их дрожащими пальцами, но заметила, что ещё не успела вытереть, а влага уже пропитала кожу Цзян Шинина.
Когда эмоции выходят из-под контроля, легко не соизмерить силу.
Промокшие от слёз старшей сестры, руки Цзян Шинина уже были несколько хрупкими, и когда их потёрли с такой силой, он ясно ощутил, как разрывается бумага в основании пальцев. Однако он не хотел так быстро отнимать ладони, желая позволить сестре до последней капли выплакать переживания, что она подавляла все эти годы, и пусть даже он лишится нескольких пальцев — всё равно.
Однако он боялся перепугать Цзян Шицзин, если они действительно отпадут, поэтому посмотрел на сестру, не желая отпускать, сморгнул влагу на глазах и поднял взгляд на Фан Чэна:
— Зять, сестра так плачет, что и моё платье можно выстирать. Отвлеки её немного.
Увидев Цзян Шинина, Фан Чэн по-настоящему испугался, а следом его охватила масса острых переживаний. Пускай он, в отличие от жены, не наблюдал, как Цзян Шинин растёт, но в детстве не один день присматривал за этим младшим братом, в юности ходил вместе с Цзян Шинином в горы собирать лекарственное сырьё, а когда женился, Цзян Шинин нёс паланкин с его А-Ин…
Он никогда не думал, что, когда увидятся вновь, они окажутся разделены, как инь и ян.
Он слишком хорошо понимал чувства жены, потому всё время тихо смотрел со стороны, не подходя, чтобы не потревожить. Только когда Цзян Шинин обратился к нему, он с покрасневшими глазами кивнул ему и обнял Цзян Шицзин, утешая:
— Ты всегда вот так заставляешь его плакать, и он ничего не может сказать.
— Именно, сестра, в этот раз я смог прийти сюда и увидеть тебя благодаря помощи благородных людей, — Цзян Шинин боялся, что если сестра продолжит так рыдать, то выплачет все глаза, потому тут же выразительно посмотрел на Фан Чэна и сменил тему.
Именно так в юношестве они с Фан Чэном и поднимали настроение Цзян Шицзин — один заводил, другой подпевал.
— Благородные люди? — Фан Чэн обнимал жену, мягко покачивая её из стороны в сторону. — Где благородные люди, о которых ты говоришь, А-Нин? Мы с твоей сестрой должны хорошенько поблагодарить их.
Сюэ Сянь, слышавший из угла спектакль с плачем от начала и до конца, деланно засмеялся и сказал, совершенно неподвижный:
— Незачем благодарить. Будьте любезны, помогите мне убрать эту злосчастную бумажку со лба, и хватит.
Цзян Шинин молчал. Он едва не забыл, что некто благородный человек ведь как раз в наказание поставлен в угол лицом к стене.
Фан Чэн и Цзян Шицзин в недоумении посмотрели в сторону Сюэ Сяня, снова взглянули на Цзян Шинина — смысл происходящего ускользал от них целиком и полностью.
— Чем ты снова разозлил учителя… — Цзян Шинин беспомощно пошёл к нему. — Если я сниму этот талисман, буду наказан за участие?
Сюэ Сянь ухмыльнулся в стену:
— Я не знаю, как поступит с тобой этот Святоша, если ты снимешь его, но если ты поглазеешь и ничего не сделаешь, ручаюсь, я заставлю тебя каяться, обнимая мои ноги, целую вечность.
Цзян Шицзин и Фан Чэн потеряли дар речи.
Они впервые видели благородного человека с подобными манерами…
Цзян Шинин издал лишённое всякого выражения «О» и сказал:
— Если ты говоришь так, то я уж тем более не осмелюсь сорвать его. Как-никак, только уберу, ты сразу сможешь двигаться.
— …Книжный червь, не собрался ли ты взбунтоваться?
Но разговоры разговорами и шутки шутками, а Цзян Шинин, как ни крути, был мягким по характеру и не мог по правде оставить кого-то на произвол судьбы, просто глазея. Он полюбовался смирным обликом этого Старейшего со всех сторон и наконец всё же взялся за бумажный талисман на лбу Сюэ Сяня.
Однако он неосмотрительно воспользовался рукой, пропитавшейся слезами Цзян Шицзин. А талисман Сюаньминя был необычным и вовсе не отрывался так легко.
В результате стоило Цзян Шинину взяться за талисман и дёрнуть вниз…
Большая часть его промокшей руки… порвалась.
Сюэ Сянь и Цзян Шинин оба растеряли слова.
— А-Нин, почему ты застыл там? — спросила Цзян Шицзин позади.
Тут же вздрогнув, Цзян Шинин подавил полное боли выражение, обернулся, спрятав порванную руку за спину, и с позеленевшим лицом через силу улыбнулся Цзян Шицзин:
— Ничего такого, я просто…
Не успел он закончить фразу, как дверь восточной комнаты, ничуть не церемонясь, шумно распахнули.
Разговор в помещении оборвал звук, с которым толкнули дверь, и все, кроме повёрнутого лицом к стене Сюэ Сяня, подняли головы, остолбенело глядя, как внутрь хлынула целая толпа. Возглавлял её человек с тремя длинными шрамами на лице; рослый
